Ты одна из русских женщин, Баба, бабушка моя, Ты хлебнула бед не меньше, Чем российская земля, Ты одна из горемычных, Ты одна из россиян, Поднимавшие привычно Русь, стонавшую от ран. Так же как и все солдатки, Мужа видела во сне, И колола босы пятки На белеющей стерне. Моя бабушка, Клавдия, Твоих глаз лучистый свет Не война собой затмила, А измены черный след, Дождалась не похоронку - Муж вернулся невредим, Выводила песню звонко, Радость в сердце, в горле - клин... Только треть домой вернулась, Покосило мужиков, С бабьим вздохом потянулась Жизнь сороковых годов. Ах, ты черная злодейка, Ах, ты горькая судьба, Плачет иволга - жалейка, Мужа зависть увела... Он ушел, такая прихоть, Что же с слабого - то взять! Не пристало бабам хныкать, Надо деток поднимать. Помню, бабушка Клавдия, Помню рук твоих тепло, Как ты пряла и косила, Голос твой на все село. Видно в песне забывала Одиночество свое, Зорька алая скрывала Бабье горькое житье. Прошумела, пролетела Жизнь, промчалась колесом, Не сидела ты без дела, Согревала дочкин дом. Тридцать лет, как разведенка, Тридцать лет одна жила, В сорок пятом похоронка На судьбу твою пришла... А судьба вдруг повернулась, Бросила "собаке кость", Видно, совесть в ней проснулась, На пороге ранний гость. "- Я пришел к тебе, Клавдия, Я теперь, как ты, один, Не гони, так надо было, Может, жизнь соединим? Ничего, что мы седые, Внучку замуж отдаем, Ну, а годы молодые, Поросли давно быльем." Моя бабушка Клавдия, Баба, бабушка моя, Мужа ты не хоронила - Он закапывал тебя. Прожила ты с ним немного, Три зимы, да три весны, За деревней, у дороги, Две могилы у сосны... Вместе их похоронили С перерывом в один год. Как теперь на той могиле Иволга весной поет, Да метель узором белым По оградке пряжу вьет...
Все знают, что женщины добрее и милосерднее мужчин, и что современная Библия – это творение патриархального мира, попросту патриархата. Писали ее мужчины и, конечно, во всех земных грехах обвинили женщину – дескать, соблазнила, совратила, дала съесть не то яблоко. .
